— Вот своего Васю и будете учить водить! — не осталась в долгу я. — У меня даже руки дрожат от нервов! Так что ради собственного же блага рот на замок и молчите до самой травмы. Ясно?

Исаев благоразумно ничего не ответил.

Вот и славно.

***

Я аккуратно вела машину к пункту первой помощи. С меня капало, с Исаева тоже. Могу представить, что будет с машиной после этой поездки…

Стасик меня убьет. Если только Исаев не сделает это раньше.

Он держал руку согнутой и глухо матерился, потому что пальцами левой было очень неудобно постоянно что-то печатать в телефоне. Время от времени он морщился, откидывая назад голову, и в такие моменты даже становилось его искренне жаль.

На секунду.

Потом он обязательно ловил мой взгляд через зеркало заднего вида и рычал:

— На дорогу смотри. Угробишь нас обоих.

— Светофор вообще-то, — оправдывалась я.

— Так уже зеленый вообще-то! — отвечал он тем же тоном.

Я с трудом сдерживала ругательства, потому что до добра это не доведет. Хорошо, что я знала этот район и без проблем разобралась, какой дорогой быстрее доставить профессора до травмпункта.

— Так уж и обязательно вам постоянно мучить этот телефон? — не выдержала я на следующем светофоре, когда Исаев, сражаясь с телефоном, опять заскрежетал зубами от боли.

Его халат распахнулся на груди, так что мне было видно, по крайней мере, два верхних ряда кубиков в зеркале заднего вида.

— А работу никто не отменял. Хватит на меня пялиться, на дорогу, Настя, на дорогу!

Больно надо.

Швырнув телефон, Исаев, впрочем, тут же потянулся к нему обратно. Набрал какую-то Марину, о которой говорил еще с Василием, и стал надиктовывать ей жутко нудные ответы на рабочие письма.

Спустя какое-то время я и сама стала зевать. Могу представить, каково было Марине. Та сбивалась, путала слова и доводила Исаева до белого каления.

Заканчивал письмо Роман Андреевич, цедя слова чуть ли не по буквам сквозь стиснутые зубы. Скрежет эмали я слышала тоже. Его стоматологу можно только посочувствовать.

Припарковавшись, я выскочила из машины, открыла Исаеву дверь и подала руку, помогая выбраться. Он посмотрел на меня, проклиная весь мой род до седьмого колена.

Я хотела предложить ему антибактериальный гель или влажную салфетку, чтобы он не пошел бородавками после прикосновения к такой жабе как я. Вообще, я не считала себя дурнушкой. Королевой красоты тоже не была, но, судя по всему, Исаев даже мисс вселенную заставит чувствовать себя блохастой недостойной дворнягой рядом с таким, как он.

— Пойдемте за мной, — буркнула я.

Руку больше не предлагала. Исаев вроде бы ожил и стал чуть румянее. Злость пошла ему на пользу. Сумасшедший человек.

Я оставила его в приемной на диванчике, и сама прошла к стойке информации. Об этой клинике я слышала от отчима-спортсмена. Хотя сам Павлик, как звали моего отчима, услугами этой клиники не пользовался. Услуги там были недешевые, а деньги у нас в семье почти не водились. Но знать про существование этой клиники он знал. Хоть на что-то сгодился.

Я воздала хвалу небесам за то, что тут не было очередей, а коридоры пустовали. Хватило и того, с каким блеском в глазах и изрядным любопытством девушка на рецепции следила за тем, как Исаев постоянно запахивал халат на голое тело.

Он ведь так и не вдел руки в рукава, так что держался он кое-как на плечах. И пока Исаев мерил коридор шагами, халат развевался за его спиной, как плащ супергероя.

Немножко подбитого супергероя.

Как только мне удалось отвлечь девушку на регистрации от экстравагантной личности моего профессора, она наконец-то вспомнила о своих профессиональных обязанностях и первым делом провела нас к кабинету хирурга-травматолога, сказала, что нас вызовут, и оставила документы для заполнения.

Я по дурости протянула ручку и планшет Исаеву, но тут же опомнилась, услышав:

— Вы в своем уме, Настя?

— Ох, ладно. Давайте я заполню. Полное имя и дата рождения.

Оказалось ему не сорок, а всего лишь тридцать один. Наверно, он выглядел старше, потому что все время хмурился.

Я покосилась на его профиль. Вот, пожалуйста. Плюс десять лет, как с куста.

— Не хмурьтесь… Прописка, место жительства и номер телефона.

— Что? — поперхнулся профессор.

— Прописка, говорю. И номер телефона.

Вероятно, от перспективы, что я могу выучить его номер телефона наизусть и потом ему названивать, Исаев снова нахмурился. Никто из студентов не знал его личного номера.

— Ой, да бросьте. После сегодняшнего дня я сыта вашей компанией по горло. Диктуйте.

Исаев смиренно продиктовал ряд цифр, а я послушно заполняла несколько строк анкеты. Пока мне опять это не наскучило.

— Цвет глаз, — сказала я.

— Синий… Что? Что это за вопрос такой? Зачем им?

— Шутка. Нет там такого вопроса. Просто скучно… Номер кредитного страхования.

— Марина приедет с документами, сам я на память не помню.

— Размер ноги.

— Сорок первый… Настя! — прорычал он. — Давайте уже к делу.

— Аллергии?

— Нет.

— Хронические болезни?

— Нет… Настя, что вы пишете? Какое «человеконенавистничество»?

— Ну вы же не сексист? Поэтому я предположила, что вы ненавидите всех людей в целом, а не только женщин.

Исаев уставился на меня с изумлением. Я отмахнулась.

— Расслабьтесь, это же не интервью для «Первого Канала». Ваша группа крови.

— Вторая положительная.

— Семейное положение.

— Холост.

«Смотри пункт выше о человеконенавистничестве», аккуратно вывела я в этой графе. Разумеется, он холост. Какая ненормальная выйдет за него замуж?

Исаев прочел мои каракули и молча закрыл лицо руками. Обеими.

Забылся.

Я едва успела отнести документы на решепшен, прежде чем он испепелил меня своим взглядом.

А потом его вызвали в кабинет.

Глава 5

Честное слово, не знаю, за каким чертом я протиснулась следом за ним.

— Девушка, подождите в коридоре! — встрял доктор. — Кем приходитесь больному?

— Роковой женщиной! Ну в том смысле, что это он из-за меня руку сломал.

Молодой доктор вопросительно взглянул на меня, потом на Исаева.

Роман Андреевич, кажется, уже смирился с новоприобретенной рыбой прилипалой, так что проговорил устало:

— Она со мной. Пусть заходит.

Я решительно вошла в кабинет и осталась стоять рядом на протяжении всего осмотра. Врач задавал вопросы, что произошло, что ощутили, потом пощупывал руку и вдруг резко согнул ее в запястье.

Исаев моментально взвыл от боли. И даже как-то стал ниже ростом.

— Что вы делаете?! Ему же больно! — закричала я в свою очередь.

— Так и должно быть при переломе, — бесстрастно заявил хирург, приговаривая Исаева. — Гипс на сорок дней.

— А рентген? — спросила я.

— Зачем? — пожал плечами доктор. — Здесь и так все ясно.

— Да вашу ж мать, — простонал профессор, опускаясь на кушетку. — Какие есть альтернативы? Рука мне нужна! Я не смогу работать сорок дней с одной рукой!

— Без гипса альтернатива одна — смещение костей, операция, извлечение осколков и другие радости. Хотите? Тогда сорок дней растянутся на восемьдесят.

Роман Андреевич взъерошил волосы целой рукой.

— Ладно. Гипсуйте. Надеюсь, это можно сделать здесь?

— Нет уж! Подождите!

На мой крик Исаев закатил глаза. Как и хирург.

— Милая, девушка, — обратился ко мне доктор с усталым пренебрежением. — Вы, кажется, плохо слышите. Перелом — значит, гипс. Это нормальная практика. Я бы сказал, традиционная.

— Почему вы не предложили ортез?

— Ох, какие все стали умные. Гипс надежнее.

— Вас ведь спросили об альтернативе, — продолжала стоять я на своем. — Почему нельзя предложить пациенту все варианты?